Седьмой круг [СИ] - Алекс Джиллиан

   - Вы хотите слишком много от меня. - сурово сказала Элизабет. Мельбурн сделал шаг навстречу, сокращая до минимума расстояние между ними. Сильные пальцы мужчины властно взяли ее подбородок, приподнимая его.

   - Я хочу все, Бет. Вашу волю, ваше тело, ваш разум.... И душу, и любовь. Или ничего.

   - Зачем они вам? - удивленная яростью и непреклонностью в его взгляде, слабым голосом спросила девушка. Глаза графа гипнотизировали ее, лишая здравого смысла.

   - Если бы я знал... - хрипло проговорил Мельбурн, склоняя голову. Догадавшись о его намерениях, девушка вскрикнула, но неожиданно нежные губы заглушили протестующий возглас осторожным, почти трепетным поцелуем. Девушка рванулась, но неумолимые руки удержали ее, горячие мужские ладони обхватили ее лицо, захватив плен.

   - Не бойся, милая, это только поцелуй. - прошептал он, на миг оторвавшись от ее губ. Элизабет потрясенно смотрела в его потемневшие глаза, и не находила в себе сил для сопротивления. Мельбурн провел большим пальцем по влажным подрагивающим губам девушки, вглядываясь в свое отражение в широко распахнутых глазах. Он снова поцеловал ее, но уже более страстно. Она чувствовала его напряжение, и понимала, как сложно ему контролировать себя, свое желание. Он не привык к долгим уговорам. Элизабет не винила его за распущенность. Она винила женщин, которые сделали его таким порочным и уверенным в своих чарах. Но эти чары у него действительно были, и он вовсю пользовался ими. Его поцелуй не был глубоким, он лишь касался губами ее плотно сжатых губ, но даже это почти невинное прикосновение отравило ее кровь непонятным томлением в груди. Ричард провел кончиком языка по линии рта мягким волнующим движением, очень нежно, страстно, но в тоже время ни на чем не настаивая. Элизабет закрыла глаза и ее ресницы затрепетали. Ей вдруг стало так печально от того, что, оказывается, у ее тела плохая память. Оно способно реагировать на прикосновения ее врага совсем не так, как ожидала Элизабет. В ней все еще был жив страх, но отвращения, которое было бы закономерным и оправданным, ушло, впустив в мысли опасное любопытство. Как это будет, если она позволит ему? Истины, которыми она жила последний год, барьеры и ложные ощущения уверенности в своей стойкости рухнули от одного только нежного поцелуя. Если бы Роберт Холл не рассказал ей всю правду о Мельбурне, ничего подобного не случилось бы с ней. Она продолжила бы ненавидеть Ричарда всеми струнами своей души. Она и сейчас еще ненавидела его, но без прежней одержимости.

   - Довольно. - опомнившись, громко сказала девушка, второй раз за вечер отталкивая графа.

   Мельбурн не стал спорить с ней, лишь лукаво улыбался Элизабет, в синих глазах плясали озорные чертики.

   - Вы обманули меня, миледи. - мягко сказал Ричард. - Я больше не буду целовать вас. Всему свое время.

   И граф выполнил свое обещание. Следующие несколько дней он ни разу не сделал ни одного неприличного намека, не посылал ей страстных взглядов, не пытался прикоснуться. Мельбурн по-прежнему настаивал на ее присутствии в своей спальне, и пренебрегая помощью слуг и пажей. Девушка понимала, как выглядит со стороны ее пребывание в покоях почти полностью выздоровевшего графа. Но он не желал ничего слушать и смеялся над ее опасениями о распространяющихся по замку слухах. Иногда он покидал покои на несколько часов, чтобы встретиться со своим управляющим, дать указания экономке и прислуге и выслушать отчет о состоянии дел в графстве. Элизабет подозревала, что граф захаживал к Беатрис Флетчер, о чем говорил его растрепанный и удовлетворенный вид по возвращению. Но вместо облегчения от того, что он, наконец, оставил ее в покое, чувствовала злость и раздражение. Он замечал это, судя по недоуменным взглядам, которыми он одаривал ее. Элизабет старалась держать себя в руках, и ничем не показывать своих эмоций, но иногда они брали верх. И в один из вечеров, когда граф вернулся позже обычного в расстёгнутой рубашке, которую, кстати, сшила она, и растрепанным волосами, Элизабет выдала себя с головой. Граф выявил желание поиграть с ней в карты, чем они обычно и занимались по вечерам. Это стало единственным развлечением Элизабет. Все остальное время она бездельничала, так как необходимость выхаживать больного отпала, а стирать, мыть и заниматься другими домашними делами он ей запретил.

   - Вы можете вернуться к той, от кого пришли, и поиграть с ней, а меня оставить в покое. Уже довольно поздно, и я в отличии, от вас хочу спокойно отдохнуть.

   - Вы недостаточно отдыхаете? - холодно осведомился Мельбурн. - Элизабет, я делаю все, чтобы вам было удобно здесь. Я оградил вас от всех забот, веду с вами светские беседы, играю в карты, как настоящий джентльмен. Но вы все равно недовольны.

   - Я не просила вас быть со мной джентльменом. Я здесь, словно узница. Я не могу выйти из своей камеры, пока вы вовсю развлекаетесь. - голубые глаза девушки полыхали гневом.

   - Элизабет, я не развлекаюсь, а занимаюсь делами. Я - граф, или вы забыли?

   - Знаю я ваши графские дела. - усмехнулась девушка, отворачиваясь от него.

   - Вы думаете, что я был у Беатрис? - изумленно понял он, вспомнив начало их разговора. - Вы что, ревнуете меня?

   - Много чести. Мне просто противно ваше лицемерие, милорд. - огрызнулась Элизабет. Граф взял ее за локоть и заставил развернуться.

   - В чем мое лицемерие, Бет? - сузив глаза, раздраженно спросил граф. - В том, что я не пытаюсь больше склонить вас к близости, или в том, что пользуюсь услугами той, что сама просит меня об этом. Я действительно был у Беатрис, но не сегодня. Вы зря так расстроились. Она ничего для меня не значит.

   - Я вовсе не расстроилась, милорд. - голос Элизабет дрогнул, когда она сознала, что это не так. Красивое лицо графа исказило выражение досады. Чувственные губы скривились в усмешке.

   - И кто из нас лицемер, миледи? Черт побери, что вы хотите от меня? - яростно спросил он, больно сжимая ее локоть.

   - Отпустите меня. Или хотя бы позвольте вернуться в свою комнату. Я даже ванну не могу принять спокойно, все время опасаясь, что вы вернетесь в самый неподходящий момент, я уже не говорю о других нуждах. Ваша близость нервирует меня.

   Ричард долгое время изучал ее несчастное лицо, не находя подходящих слов, чтобы успокоить или утешить ее. Разум говорил ему, что пора остановиться и отпустить ее. Но он не мог. Просто не мог этого сделать. Все зашло слишком далеко. Она, как отрава, проникла в его кровь, и он уже не мог думать ни о чем другом. Только о ее гибком стройном теле, к обладанию которого так стремился.

   В дверь тактично постучали.